Продлившись всего два десятилетия (1890-1910-е годы), этот стиль стал отчаянной попыткой вернуться в мир рукотворных изделий, противопоставив их вторжению безликой машинной продукции.
Этому порыву сопутствовали события вроде бы очень далекие. В 1868 году после революции Мейдзи Япония вышла из изоляции и европейская публика получила возможность любоваться шедеврами японского прикладного искусства. И, хотя интерес европейцев к культуре Дальнего Востока, особенно Китая, был давним, именно японская манера украшать изделия керамики мотивами одиночных птиц, цветов, животных, а также диагональная композиция, наискось пересекающая поверхность предмета, и асимметрия стали отличительными чертами стиля модерн.
Гармония – в движении
Музой, вдохновляющей творцов модерна, было присущее японской традиции изображение естественного движения: птица парит, трава наклонилась под порывом ветра, хрупкий и трогательный цветок раскрылся навстречу свету. Скрупулезная проработка деталей, следование природному прототипу, только переосмысленное и возвышенное, вносили в украшения вещей в стиле модерн некую меланхолическую ноту. Особенно это отразилось в дизайне и украшении фарфора, фаянса, стекла. Свойство фарфоровой и стеклянной массы легко принимать неожиданные формы, "живая" пластика этих материалов превращались в модерне в волшебное существо, подчинявшееся малейшей прихоти своих создателей. Привычные, устоявшиеся веками формы – будь то чайник, вазочка, лоток для туалетного столика, тарелка или баночка для таблеток – "одушевлялись" новой пластикой. Их зыбкие очертания походили то на изгибы лиан, то на струящийся поток, то следовали за ниспадающими волосами юной красавицы.
Выполненные в стиле модерн вещи были слишком хороши для того, чтобы долго оставаться лишь в узком кругу ценителей и эстетов, и очень соблазнительны для производителей массовой фарфоровой и стеклянной продукции, чтобы отказаться от возможности заработать, потакая модным веяниям. Так творцы великолепных образцов попали в ловушку, предопределенную всем ходом технического прогресса.
Вторая волна
Возможно, рациональность была заложена в модерне изначально, не только как противостояние машинной продукции, но и решительное вмешательство в нее, желание сознательно придать массовым изделиям черты стиля, экзотическую форму, изысканность, творческое начало. Над этой задачей в разных странах трудились группы художников, создавая вещи-эталоны, повлиявшие на остальное производство.В России замечательными изделиями славился Императорский фарфоровый завод, в Европе к концу ХIХ столетия – Копенгагенский фарфоровый завод (моду на датский фарфор в России ввела жена Александра III Мария Федоровна, – дочь датского короля Христиана IХ). На этих предприятиях изготовлялись вещи (преимущественно вазы и мелкая пластика) с подглазурной росписью особыми красками, покрытыми так называемым "убывающим крытьем", когда густой тон в верхней части изделия словно
таял, размывался у основания, создавая иллюзию легкой дымки. Среди специалистов до сих пор нет ясности в том, были ли датчане авторами этой технологии, или они воспользовались опытом японского керамиста М. Кодзана, жившего тогда же. Вырвавшись за стены галерей и богатых особняков, предметы модерна начали заполнять жилые помещения горожан среднего достатка, вовлекая людей в круг образов опоэтизированной природы. Многотиражное явление модерна не могло быть рукотворным и уникальным, поэтому новые технологии стали важнейшим импульсом в массовой продукции. Знаменитый "размытый цвет" распыляли с помощью аэрографа, тем самым подменив руку художника технической новинкой. Очертания предметов стали проще, колорит суше – эти издержки были неизбежны. Некоторые исследователи упрекают поздний модерн в приспособленчестве к моде и к потребности широких слоев горожан, называют его слащавым, мещанским и мелкобуржуазным ширпотребом. Но в подобных оценках теряются обстоятельства, определявшие общественный вкус: нарождавшийся тогда кинематограф, массовая художественная открытка с изображением головок мечтательных дев и портретами первых звезд немого кино, олицетворявших идеал женской красоты. Образами прекрасной незнакомки или исторических личностей украшали целый ряд бытовых предметов – от плакеток для пудрениц до столовых сервизов. Эти изображения были похожи на живопись по фарфору, но на самом деле представляли собой способ, называемый декалькомания (от французского decalcomania) – полиграфическое изготовление переводных изображений, которые потом переносятся на фарфор, фаянс, керамику. В обиходе такие картинки называются деколь. Подобные портреты часто выполнялись в форме медальона, окруженного цветами, некоторые детали на них «доводились» вручную.
Ботаника и стекло
Великим магом цветочных мотивов слыл французский художник по стеклу Эмиль Галле. Его творчество – череда великих творений модерна. Владевший в совершенстве всеми техниками обработки стекла, Галле, как и всякий гений, превзошел не только своих современников, но и последователей. Продукция его завода в Нанси (закрывшегося в 1931 году и пережившего своего основателя на 25 лет) не шла ни в какое сравнение с тем, что создано было самим мастером при жизни. Галле считался знатоком «языка цветов». Все растения на его вазах означали то или иное настроение, душевное состояние. Он в совершенстве владел и языком иносказаний, придавая ему особую выразительность, гравируя на изделиях строки из стихотворений знаменитых поэтов. «Цветочное помешательство» было эхом символизма и большой моды. От вершин художественных произведений до простеньких чашек с трафаретным узором из цветов и стрекоз, ярких открыток с изображениями цветов и обязательными пояснениями, какой из них соответствует какому чувству, шло убывание творческого и уникального в массовых изделиях.
Линия, похожая на сад
Прихотливые, колышущиеся линии модерна легко и непринужденно формировали мир повседневных вещей из металла, кости, дерева, текстиля. Гребни, веера, пряжки, монтировки для шкатулок и флаконов, сухарницы – так же, как фарфор и стекло, стали частью этого стиля. Многоликость и одновременно следование единому камертону превратили бытовую среду в стиле модерн в целостное создание. Бронза и фарфор, мебель и облик зданий, украшения, одежда, духи – все
было декорацией в спектакле о Прекрасной Даме, воспетой А.Блоком:
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
В спектакле этом статистами были сами люди, а главную роль играли вещи – не только потому, что впервые в истории цивилизации они стали общедоступны, но и оттого, что были наполнены многозначительным содержанием. О вещах модерна писал немецкий писатель Герман Гессе: «Все эти безделушки, все эти модные предметы роскоши – вовсе не чепуха, вовсе не выдумка корыстных фабрикантов и торговцев, а полноправный, прекрасный, разнообразный маленький, или, вернее, большой мир вещей, имеющих одну единственную цель – служить любви, обострять чувства, оживлять мертвую окружающую среду, волшебно наделяя ее новыми органами любви – от пудры и духов до бальной туфельки, от перстня до портсигара, от пряжки до пояса и сумки».
Модерну все еще продолжают подражать. Но истинный стиль уже отсечен от нас невозвратно. Ничто не повторяется буквально, поэтому даже обычные вещи модерна смотрятся сегодня драгоценными раритетами ушедшего ХХ века.
Swallow Hair Comb BRITISH ARTS & CRAFTS. Gilded silver & plique-a-jour enamel. Circa 1900.
